«Прежде чем покончить с собой, я решила привести свои дела в порядок, — рассказывает Анна (имя изменено по просьбе героини). — Я представила, что вот я умру, родственники приедут заниматься похоронами и скажут: „Сдохла, а за квартиру не заплатила, кучу хлама оставила“. Я начала разбирать полки, экономить, чтобы заплатить за жилье на месяц вперед».
Все началось за несколько лет до этого, когда Анна вышла замуж. Брак длился три года, и все это время Анна с мужем постоянно ссорились и дрались. Он приходил домой «под кайфом», Анна выгоняла его из дома, но, когда он уходил на несколько дней, не спала ночами и пыталась до него дозвониться. «Когда я выходила замуж, знала, что он покуривает травку, — говорит женщина. — Но это ведь многие делают, и я не думала, что наркотики скоро окажутся для него на первом месте. Мне хотелось сделать ремонт, может, завести детей. Но в нашей жизни был сплошной хаос».
Однажды у них произошла серьезная драка — муж, по словам Анны, «прыгал у нее на голове». В травмпункте выяснилось, что у женщины сотрясение мозга и сломаны два ребра. Анна собрала вещи и позвонила друзьям, чтобы они ее забрали. «У меня есть собственная однокомнатная квартира, я поехала туда и две недели никуда не выходила. Просто лежала и смотрела в одну точку. Могла целый день не есть, а потом вспомнить, что голодна, и опустошить холодильник», — вспоминает Анна. Ей казалось, что она совершила предательство по отношению к самой себе — вышла замуж за человека, который ее бил, и позволила ситуации зайти так далеко. Она постоянно корила себя, напивалась и плакала.
Когда жить стало не на что, Анна устроилась работать в транспортную компанию. Но работа не отвлекала от проблем. Иногда посреди дня она осознавала, что уже час сидит и ничего не делает: «Я не могла понять, куда делся этот час, о чем я думала, что я делала. Он как бы съедался. Это стало меня пугать». Так прошло около трех месяцев. Периоды «зависания» становились все длиннее — теперь Анна не всегда могла вспомнить, как прошли последние три-четыре часа.
Все это время за Анну очень переживала ее сводная сестра: постоянно звонила, пыталась развлечь, вытащить из дома — и в какой-то момент уговорила женщину сходить к психологу при храме. «Я к тому моменту уже твердо решила, что уйду из жизни, и не хотела принимать никакую помощь. Но сестра так уговаривала, что я уступила. В конце концов, что мне было терять?», — вспоминает Анна. У нее было много предубеждений против психологов: она думала, что специалист будет «внедряться к ней в мозг», применять что-то вроде гипноза. Она была совершенно не настроена что-либо ему рассказывать — собиралась прийти, сказать, что у нее все в порядке, и вернуться домой.
«Когда я заявила, что у меня нет проблем и психолог все равно не сможет мне помочь, он сказал: „Все ясно“. И предложил прогуляться по парку, — говорит Анна. — Я все ждала, когда он уже начнет свои манипуляции с моим мозгом, но вместо этого он предложил мне съесть мороженого и начал беседовать на какие-то повседневные темы, как будто мы тысячу лет знакомы. Постепенно я расслабилась и втянулась в беседу. Он уже не вызывал такой настороженности». Анна решила, что придет в храм еще раз: на следующей встрече она рассказала психологу про расставание с мужем и побои.
«Он сказал: „Ну, мать, ты даешь. Ты же мазохистка!“ — вспоминает Анна. — Мы много говорили, он давал задания. Однажды попросил отвезти посылку в храм на другом конце Москвы и там заодно предложил исповедаться. Я приехала, встала перед батюшкой и разрыдалась на весь храм. Но потом мне стало легче».
Постепенно Анна перестала думать о смерти, она больше не «выпадала» из реальности. В итоге решила вернуться к мужу — ей казалось, что она все еще его любит. Когда женщина призналась в этом психологу, он сказал, что у нее созависимость и помог найти психотерапевта, который специализируется именно на этой проблеме. Именно с ним Анна и продолжила свою терапию. «Раньше я даже не знала, что такое созависимость, — говорит женщина. — А теперь поняла, что для меня такие отношения были зоной комфорта, потому что я выросла в пьющей семье. Я узнала про треугольник Карпмана и научилась останавливать себя прежде, чем в него попаду».
Ясное желание помогать
«Психолог при храме», к которому попала Анна, — Михаил Хасьминский, руководитель кризисного центра при московском храме Воскресения Христова на Семеновской. Бывший майор московской милиции, Хасьминский получил второе, психологическое образование в Академии МВД России — на кафедре психологии, педагогики и организации работы с кадрами. В 2002 году он създил в Троице-Сергиеву Лавру, приложился к мощам Сергия Радонежского и, как говорит, понял, что занимается не тем; у него «возникло ясное желание помогать больным раком». Так он стал работать психологом в Российском онкологическом научном центре имени Блохина, а спустя несколько лет возглавил Центр кризисной психологии, созданный по благословению патриарха Алексия II в 2006 году.
Хасьминский считает, что в особо тяжелые, кризисные моменты духовно ориентированная психология оказывается куда эффективнее, чем светская. «Я понял это, когда работал в онкологическом центре, — говорит Хасьминский. — Я видел: если мать теряет ребенка, то часто в этой жизни для нее уже ничего не важно, она не может найти ни утешения, ни объяснения тому, что происходит». Хасьминский утверждает, что в такой ситуации обычные психологические методы оказываются бессильны — а священник может дать человеку поддержку.
Хасьминский не работает с органическими депрессиями или зависимостями, которые требуют длительной терапии. К нему приходят люди, которых нужно быстро «привести в себя» в критической ситуации. Обычно это тяжелые разводы или смерть близких. «Человеку, чтобы выйти из тяжелого состояния, нужен мощный внутренний ресурс, энергия, — говорит Хасьминский. — Но именно в кризисных ситуациях у людей нет такого ресурса. Христианский подход дает им его — акцент переключается с этой жизни, которая на данный момент утратила для человека смысл, на другую, вечную. При христианском подходе цель человека — не прожить жизнь весело и без проблем, а воспитать свою душу для царства божьего».
Впрочем, как считает Хасьминский, у методов христианской психологии есть научные объяснения. По его словам, таинство исповеди оказывает психотерапевтический эффект, потому что это интроспекция — человек внимательно изучает свой внутренний мир, разбирается в себе. А если мать, скорбящая об умершем ребенке, начинает заботиться о его душе — молиться за него, делать добрые дела — это помогает ей не замкнуться на себе, преодолеть фрустрацию и начать адаптироваться в новых условиях.
В то же время Хасьминский скептически относится к светским методам кризисной психологии и считает, что она всегда основывается на вере: «Я не знаю ни одного человека, профессионально работающего с горем, который был бы атеистом. Чтобы помочь человеку пережить трагедию, надо иметь свой прочный фундамент, который удержит самого психолога и даст ему возможность удержать другого. Иначе очень быстро произойдет выгорание».
В кризисном центре кроме него работают пятеро психологов. Попасть туда можно по предварительной записи, оплата — добровольные пожертвования. На сайте центра говорится, что их размер никак не влияет на качество оказываемой помощи. Приходить туда могут не только религиозные люди. «Я все-таки в первую очередь кризисный психолог, — говорит Хасьминский. — Моя цель — не обратить человека в веру, а помочь ему преодолеть кризис».
По его словам, главное отличие православного психолога от светского — в том, что православный относится к человеку не как к «набору неких химических процессов или привычек», а как к душе, уникальной и созданной Богом: «И эта душа будет свидетельствовать обо мне на страшном суде».
По материалам Medusa.ru