Это была тяжелая ночь. За окном лил дождь, а я сидела со своим маленьким сыном в приемном отделении инфекционной больницы. Ему только что сделали укол: сбили высокую температуру. Он прижимался ко мне, испуганно озирался вокруг и всхлипывал.
Напротив на кушетке сидел мальчишка. На вид ему было не больше десяти. Его тоже привезли на скорой, и он тоже, как и мы, ждал врача. Мальчишка улыбался, пытался поймать мой взгляд. Я понимала, что он хочет поговорить, но делала вид, что не замечаю его. Мальчишка продолжал пристально смотреть на меня и, наконец, спросил:
– А вас с чем привезли?
– С ангиной, – проворчала я и быстро отвернулась.
Он не какой-то, а тот самый, о котором говорится в Евангелии, – мой ближний, которого посылает мне Господь
Да какие разговоры могут быть в час ночи? Я устала так, что единственным моим желанием было поскорее добраться до подушки, пускай и больничной, уткнуться в нее и хотя бы на пару часов забыться, ни о чем не думать и ничего не чувствовать. А тут какой-то мальчишка со своими неуместными вопросами… Стоп! На этом месте я остановила себя. А почему «какой-то мальчишка»? Он не какой-то, а тот самый, о котором так часто говорится в Евангелии, – мой ближний, которого для чего-то сейчас посылает мне Господь. Да, вот так некстати, да, вот именно в такой момент, когда ты еле держишься на ногах, и не хочется ни с кем разговаривать. Митрополит Сурожский Антоний сказал однажды очень хорошие слова:
«Первое, чему мы должны научиться, это принимать всю нашу жизнь: все ее обстоятельства, всех людей, которые в нее вошли – иногда так мучительно, – принять, а не отвергнуть. Пока мы не примем нашу жизнь, все, без остатка, ее содержание, как от руки Божией, мы не сможем освободиться от внутренней тревоги, от внутреннего плена и от внутреннего протеста. Как бы мы ни говорили Господу: Боже, я хочу творить Твою волю! – из глубин наших будет подниматься крик: Но не в этом! Не в том!.. Да, я готов принять ближнего моего, – но не этого ближнего! Я готов принять все, что Ты мне пошлешь, – но не то, что Ты на самом деле мне посылаешь…».
«Принять, а не отвергнуть…». В таком случае, что я должна сделать? – немного: выслушать этого ребенка, побыть с ним хотя бы некоторое время. Возможно, ему сейчас одиноко, и он нуждается в утешении, добром слове, улыбке. Я заставила себя улыбнуться и спросила:
– А ты как здесь оказался? Тебя, наверное, мама привезла?
– У меня сильно болело горло, – ответил мальчишка, – и температура высокая была, а мамы у меня нет. Она два года назад умерла: погибла в автокатастрофе.
– А отец? – осторожно спросила я.
– Он умер, когда я еще был маленьким…
– С кем же ты живешь, милый?
– С бабушкой.
Вот как бывает… И подумай теперь, кому тяжелее? Мне? Да, я за этот день жутко устала, но я – взрослый человек, отосплюсь как-нибудь, отдохну. Моему ребенку? Да, он страдает, ему плохо, но у него есть я. Я рядом и могу его утешить. А у этого мальчишки сейчас – никого. Он совсем один в больнице, среди ночи, окруженный чужими людьми. Мне тоже часто приходилось в детстве лежать в больницах, и я хорошо помню, как тянулись дети к чужим мамам, добрым медсестрам – они искали заботы, внимания, ласки. Перед моими глазами вдруг яркой картинкой предстал один случай из прошлого.
Мне тогда тоже было 10 лет, я лежала длительное время в хирургии. Ко многому привыкла. Единственное, к чему я никак не могла приспособиться, – это выходные дни. Их не любили все дети, которых не навещали близкие. У моих родителей, как и у родителей многих других детей, просто не было возможности это делать: они жили в другом городе. Я все понимала, но легче как-то не становилось. И вот прямо рядом со мной положили девочку моего возраста с переломом ноги. Каждый вечер к ней приходили родители, а все выходные с ней проводила бабушка. Однажды я зашла в палату и увидела, как бабушка кормит девочку клубникой. Как же мне захотелось клубники! Я даже нарочно задержалась возле своей кровати, нарочно долго копалась в своих вещах – все это я делала в надежде, что меня угостят ягодкой. Но бабушка отворачивалась от меня, кормила внучку, а клубнику, которая осталась в баночке, поставила на тумбочку и сказала внучке: «Это только тебе. Захочешь, потом еще съешь».
Как же мне захотелось клубники! Но бабушка отворачивалась от меня, кормила внучку
Еще я помню, как тяжело было видеть безразличие взрослых, которые были замкнуты только на своих проблемах, переживаниях, на болезни своего ребенка. «Не шуми, разбудишь моего сына!» – «Ты нам мешаешь, уйди!» – так говорили они.
И как же мне вдруг захотелось хоть немного смягчить боль этого мальчишки, который сейчас оказался рядом. Как захотелось скрасить его одиночество. Как захотелось обнять его так же, как своего.
– Милый мой, родной мой мальчик! – эти слова как-то сами вырвались у меня, и я сначала смутилась, ведь видела его впервые и даже не знала имени.
Но потом решила: все верно – сейчас он для меня не чужой, а родной, близкий. Нас многое объединяло: его болезнь и болезнь моего сына, его страдание и воспоминания моего детства, и даже стены этой больницы, в которой мы по воле Божией оказались вместе.
«Принять, а не отвергнуть…». Думается мне, что по-настоящему нельзя принять ближнего своего, если не впустить его в свое сердце, не почувствовать его родным и близким. Но как часто мы не можем открыть свое сердце для другого. Мы не принимаем даже тех людей, с которыми нас связывает родство: муж, жена, дети, родители – иногда становятся для нас чужими. Это большая беда! Совершенно правильно заметил как-то святой праведный священник Алексей Мечёв: «Мир не нуждается в наших разбирательствах, мнениях и суде. Он гибнет от недостатка любви». Что тут еще скажешь? Бедные мы, бедные, нищие оборванцы: не имеем мы ни любви, ни терпения друг к другу! Помоги нам, Господи!
Это была удивительная ночь! Предварительный диагноз врача скорой помощи не подтвердился, и мы с сыном уже через час возвращалась на такси домой. Он дремал на моем плече. За окном все так же лил дождь. А я думала о мальчике-сироте, с которым мы совсем недолго поговорили. Не знаю, помогла ли я ему чем-то. Это он мне помог. Благодаря ему я еще раз убедилась, что, как бы тебе ни было тяжело, есть люди, которым намного тяжелее. И нужно учиться отвлекаться от своей боли, усталости, переживаний, чтобы увидеть боль, усталость, переживания другого человека. В темноте оставалась больница со всеми ее обитателями. Там оставались дети с мамами и без мам, которые нуждались не только в лечении, но и в утешении, внимании, заботе, любви и молитве…