Письмо из жизни: «Если вам дети на службе мешают, значит, вы плохо молитесь!»

Это был крохотный греческий монастырь – три насельника и молодой игумен. Мы заехали туда с подругой и детьми случайно. Наместник очень обрадовался детям и повел нас по монастырю – все показывать.

БАБАМ – услышала я вдруг грохот – это упала стоявшая на улице огромная, огромная греческая водосвятная чаша, до краев наполненная водой. И опрокинула ее моя трехлетняя дочь. Пока я в полном ужасе приходила в себя и судорожно соображала, вытирать ли воду, поднимать ли чашу или отчитать дочь, сияющий игумен захлопал в ладоши и закричал: «Браво, НаталИя!». Как же искренне и по-детски он был рад, как ему весело было с детьми.

Наташа помнит это до сих пор – заброшенный монастырь, темно-синее греческое небо и счастливый молодой наместник монастыря, радующийся детям. «Браво, Наталия!» — вспоминает она год спустя (больше ни одной чаши она не уронила, наоборот, запомнила, что надо с ними быть аккуратнее).

Я хочу, конечно, написать не о том, что опрокидывать чаши – это правильно и хорошо. Я хочу написать о любви к детям и понимании родителей.

Когда у меня родилась дочка, я ходила в храм уже 14 лет – большую часть из них я или помогала в храме или была на клиросе – нечужой, в общем человек. Наташа не доставляла никаких проблем, если она капризничала я отправляла ее погулять с папой или незаметно кормила. Кормительная одежда и слинг – это значит, что никто никогда не догадается, кормите вы или нет, если не решит уж совсем заглянуть внутрь и проинспектировать – не идет ли тут какой запрещенный процесс.

Потом, после смерти мужа, я осталась с Наташей одна, а потом она превратилась в самостоятельно ходящего годовалого ребенка. Годовалому ребенку нельзя объяснить, что в храме нельзя топать и кричать. Если малыш не тихоня и флегматик по природе, если он не из тех малышей, которые никуда не идут дальше маминых рук, а обычно бурно радуется жизни и стремится все исследовать и изучать, то он будет радостно топать по храму, издавать звуки восторга и смеяться. Что делать с такими детьми – у нас в приходах не очень понимают. Когда малыш громко плачет, на него и родителей смотрят понимающе, а когда ребенок спрятался за аналоем и в восторге от храма хлопает в ладоши, на вас косятся и просят его увести поскорее.

В три-четыре года это объяснить можно. В год – никак.

А семья хочет жить полноценной церковной жизнью, нет, не таскать детей на четырехчасовые службы и доводить их до истерики от усталости, а регулярно приступать к Таинствам.

Я не приходила на полную службу, я приходила за 10 минут до причастия, как мне и советовали отцы. Да, за это время Наташа успевала кругом побегать. Да, я тоже хотела исповедоваться и приступить к Чаше и исповедь мне была нужна. Отпустить дочку на это время я не могла (потому что ведь и цветы в храме должны быть сохранными, и святая вода не разлита, и подсвечник не опрокинут), поэтому держала ее на руках все время исповеди. Она сама, кстати, начала исповедоваться в 4 года – стала подходить к священнику и о чем-то говорить (о чем – не знаю, тайна исповеди как-никак). И я рада, что она много лет слышала мои исповеди — теперь у нее начинается своя духовная жизнь.

Мне тоже делали замечания и говорили, что я плохо объясняю ребенку правила церковного благочестия (годовалому, напомню). А однажды я оказалась в общине, где я перестала чувствовать себя постоянно виноватой за то, что у меня малыш. Впервые мы побывали там в Великую пятницу. Канон «Плач Богородицы», день великой скорби. Моя Наташа ходит по храму и смеется – она рада, что в храме, ей нравится! Я, конечно же, беру ее на руки и выношу со службы (она протестует очень громко), службы транслируется на улицу через динамики – значит, я могу гулять у храма и быть на службе. А потом ко мне подходит настоятель:

— Аня, а зачем вы увели ребенка со службы?

— Потому что, батюшка, она ходила по храму и хохотала – мешала всем остальным молиться.

— Знаете, а я прихожанам говорю так: если вам на службе мешают дети, то вы плохо молитесь!

Дискуссия, которая неожиданно развернулась по следам статьи Алеси Лонской – о двух вещах – о любви и поддержке и о такте. Она о том, что матери, которой тяжело – по разным причинам – трудности со здоровьем, депрессия, усталость – нужна помощь, а не окрик.

Мы – родители маленьких детей – совсем не за распущенность ратуем. Не за право сесть цыганским табором посередине храма, оголясь, кормить одного ребенка, менять памперс другому и танцевать с детьми хороводы во время Евхаристического канона, требу аплодисментов тому факту, что вот мы тут понарожали. Мы  до дырки на языке объясняем детям, что храм это такое место бесконечных НЕ: «Не кричать, не шуметь, не бегать, не ронять, не трогать». По-разному объясняем. Поверьте, это надо объяснять, даже приходя на 10 минут. Но если малыш рад храму, то ему трудно еще понять, что тут надо молчать, стоя по струнке смирно. Четырехлетнему уже можно, двухлетке – едва ли. Это не распущенность – это жизнь.

Мы не водим младенцев в театры, кино, консерватории и на деловые встречи не потому, что дети там мешают, а потому что об этих местах не было сказано: «Не препятствуйте детям приходить ко мне». Мы крестим детей, не дожидаясь совершеннолетия, и затем вводим их в церковную жизнь. Вы ведь не предлагаете пересмотреть практику крещения и не предлагаете сказать: «Пока не научатся тишине, не крестите и не причащайте».  И, кстати, в консерваториях не призывают иметь большие семьи и рожать детей. В театрах тоже.

Однажды духовник сказал мне, что в нашем обществе людей с детьми чаще всего не любят, дескать «понарожали тут!». И храм, Церковь – это то единственное место, где семья может почувствовать, что ты не «несмотря на все» рожаешь, что есть те, кто тебя поддержит.  А нередко оказывается, что и здесь, где та много говорят о важности многодетности, к детям не очень готовы. «Ой, Наташенька! Какая милая девочка! А что, оставить не с кем было дома? А, ну понятно» — слышала я больше от православных, как ни странно.

Община (не клуб по интересам) означает, что в храм можно приходить живому человеку с детьми. Что в храме есть динамики, есть, где покормить и переодеть малыша, есть туалет и даже, может быть, детская площадка. Так устроено во многих храмах, я видела эти общины, где тебе с ребенком НОРМАЛЬНО. Об этом, кстати, нередко говорит Патриарх, например: «Богослужебное молитвенное общение должно получать продолжение во внебогослужебной жизни прихода. Самая простая возможность для этого — организация чаепития для всех желающих прихожан сразу после окончания Божественной литургии. Такая практика широко распространена в наших приходах за рубежом и все больше распространяется в Москве». «Очень часто люди, которые приходят в храм, одиноки и не имеют того, что имеют другие, ибо здесь ищут помощи. И Господь может послать эту помощь только через нас, нашими руками. Вот тогда, милосердно откликнувшись на боль и страдания другого человека, мы обретем возможность быть услышанными Богом, Его Пречистой Матерью и получить по молитвам нашим.»

А главное – община – это то место, где главное – участие в Евхаристии. Не опциональное, не «зачем вам причащаться и причащать детей, у вас другие послушания», а регулярное участие в церковной жизни. В том объеме, в котором получается, но регулярное, частое приобщение

И это не только про детей.

Это, например, и про людей с ограниченными возможностями. Которые идут в храм, ожидая поддержки и тепла, а не находят ни пандусов ни человеческого тепла: «А, у вас девочка такая, наверно это бес, отчитку пробовали?» «О, какой ребеночек-то больненький, наверное, в пост зачали».

Татьяна Любимова, руководитель центра канис-терапии «Солнечный пес», с горечью делилась не так давно своими наблюдениями о церковной жизни семей с особыми детьми:

«На вопрос родителям детей–аутистов, что их волнует в первую очередь, я с удивлением услышала дружный ответ нескольких мам, которые, не сговариваясь, выпалили, видимо, наболевшее: «Мы не можем причастить наших детей!» Причём, это верующие, воцерковлённые мамы, которые, стараясь не мешать службе, приводят своих детей в храм непосредственно перед причастием. В храме они нередко слышат совет: «Прежде, чем приведёте этого ребёнка к причастию, СДЕЛАЙТЕ ТАК, чтобы ребёнок вёл себя нормально».

А ведь если сделать небольшой шаг им навстречу, мы очень много приобретём. Во многих приходах сейчас встал вопрос, чем занять активных молодых людей, да и просто желающих как-то помогать церкви. Нужно ли говорить, сколько душевной пользы они могут приобрести, помогая семьям с детьми- инвалидами. Просто привезти на службу, помочь поднять коляску, помочь с прогулкой или принести продукты, – и вот уже малыш и его родители не чужие, не изгои, они ближе и понятнее. »

Отсутствие такта – это огромная национальная проблема. Мы обожаем ставить диагнозы по первому впечатлению и раздавать советы, совершенно не представляя ситуации.

— Вам уже второго-то надо скорее рожать, — радостно советуют молодой вдове, чья дочь с увлечением играет с младенцами.

— Вы с детками-то не затягивайте, — активно советуют супружеской паре, не догадываясь, что они недавно потеряли малыша на раннем сроке беременности, до того лечились от бесплодия, и мама все ночи рыдает в подушку.

Список тактичных советов можно продолжать бесконечно.

Община, состоящая из строгих людей, которые сосредоточенно молятся часами – это монастырь. Община, в которой есть разные люди – семьи с маленькими шумными детьми, сложные подростки, немощные и люди с ограниченными возможностями – это обычная приходская община. Конечно, всегда можно сказать: «Сидите дома, пока не вырастите детей и не вылечите болезни», только община ли это будет? То ли место, о котором узнают, что здесь ученики Его, потому что имеют любовь между собой?