Встретился со старой знакомой. Мы не виделись лет семнадцать. Ей надо было до её трансатлантического рейса из Шереметьево убить четыре часа, так что мы просто катались по ночному городу и болтали о жизни — о работе, о детях, о доме, об общих знакомых. О том, что нового и как так вышло, чем сейчас занимаемся и какие планы дальше — обо всём, о чём в Фейсбуке не прочитаешь.
Я тактично спрашивал её о том, как она перебралась жить за океан, и как ей там живётся. Она, аккуратно подбирая выражения, расспрашивала меня о моих отношениях с верой — признавалась, что её все эти религиозные штуки пугают, — в сектах, говорит, потеряла каких-то своих друзей и родственников. У меня в Фейсбуке последние три года что ни публикация — то священники, храмы и разговоры о Боге. «Выглядит, будто бы я с ума сошёл, да?..» — спрашивал я. Она в ответ улыбалась и кивала.
Насколько возможно было подобрать нужные слова, я рассказывал о смыслах, о значениях и о венчании; о месте крещения Христа в Иордании, о Боге, о Церкви. Пытался не убедить, но рассказать как есть. Получалось криво. Моя собеседница в ответ молчала, и было непонятно, по-прежнему ли я выгляжу в её глазах поехавшим кукушкой на пятом десятке лет фанатиком, или мне удалось объяснить что-то важное. Мне кажется, не вышло.
А ещё говорили о детях, о супругах, о собаках. Моя знакомая восхищалась ушами и хвостом Доббера, с восторгом рассказывала о своём пёселе, которого она завела год назад.
— Понимаешь, я всю жизнь панически боялась собак, — говорила она, — Просто до потери пульса боялась. А потом познакомилась с бульдогом соседей, начала с ним общаться, играть. Нашла общий язык. Постепенно полюбила этот кожаный нос и захотела свою собственную собаку. Муж был против, конечно — говорил, что надо сначала переехать в большой дом, а потом уже думать о собаке. Но для меня она стала просто навязчивой идеей, и, по-моему, это был первый и последний раз, когда я не послушалась мужа. Помню, я лежала ночью в кровати, пыталась уснуть и думала о том, что у меня будет собака. Я не знала тогда ни породы, ни клички, ни того, какой она будет — но чувствовала, что уже (!) очень люблю свою собаку. Такое чувство у меня было лишь тогда, когда я мечтала о первом ребёнке, ещё даже не будучи беременной…
Меня от её слов прямо накрыло. Как можно «уже любить» того, кого ты не видишь, не ощущаешь, не обнимаешь? Ты не знаешь ни запаха его, ни голоса, ни привычек и характера, ты от него не получаешь ничего — но уже очень сильно любишь! Откуда берётся в нас эта непонятная, но отчётливая, яркая, сильная любовь, которая делает тебя счастливым, когда ты не можешь заснуть? Ты же не можешь сказать, что любишь в этот момент кого-то конкретно — нет этого кого-то! А ты любишь. Вот что это?
Моя знакомая взяла и, не понимая этого сама, буквально двумя словами рассказала о Боге так точно, как никогда не получилось бы у меня. Как по мне — это и есть доказательство существования Бога.
Бог есть любовь. Он в нашей природе, в нашей душе и в нашем сердце заложен этой самой любовью — беспредметной, необъяснимой, ничего не требующей, огромной, от горизонта до горизонта любовью. Мы эту любовь пытаемся, конечно, привязать к собакам, людям, иногда даже к вещам; пытаемся её как-то своими земными категориями обосновать, объяснить, аргументировать и легитимизировать. А она просто есть в каждом из нас — надо просто её почувствовать. Хотя бы однажды.
Автор: Александр Ананьев, журнал «Фома»