Когда мы хотим помочь другому человеку, бывает крайне важно постараться понять, в чем он нуждается, и помогать именно в этом, а не в том, в чем нам доставляет удовольствие ему помочь. Словом, важно, чтобы наша помощь совпадала с его представлениями о помощи.
Непопулярная добродетель
Добродетель участливости не значится в числе основных христианских добродетелей, однако она является проявлением самой главной христианской добродетели – любви.
Невозможно любить людей и при этом не участвовать в их жизни, оставаться равнодушным к тому, что с ними происходит. Быть может, именно сейчас им нужна наша помощь, нужно как раз то, что именуется участием.
Между тем нередко бывает так, что человек, считающий себя ревностным христианином, замыкается в своей церковной жизни на тех делах благочестия, которые он сам считает единственно необходимыми для спасения.
Он регулярно ходит в храм, исповедуется и причащается, совершает дома вечернее и утреннее молитвенные правила, читает святых отцов, но при этом совершенно отстраняется, отдаляется от тех людей, которые окружают его в повседневной жизни. Этому есть вроде бы благовидное и даже естественное объяснение – окружающие люди иного, не христианского духа.
Действительно, не редкость, что человек начинает жить церковной жизнью, а люди, которые составляют его круг общения, по-прежнему остаются нецерковными. У них становятся разными интересы, а затем и представления о жизни, и в этом достаточно легко найти для себя оправдание тому, чтобы от этих людей отстраниться.
Человек отдаляется и от них, и от тех забот, которыми они живут, и от того, что с ними случается, но каких-то других людей вокруг него нет. И получается, что он становится чужим в чужом для него мире, что живой жизнью – естественной, нормальной для верующего человека – уже не живет, потому что для этого нужно соприкасаться с людьми, вникать в то, что с ними происходит, а он как бы скользит по поверхности, он проходит мимо. Так, незаметно для него самого, из его жизни уходит самое главное – это любовь к другим людям, небезразличие к ним.
Почему это настолько важно? Давайте вспомним, что мы знаем о Боге? Мы знаем из катехизиса, что Бог всемогущ, мы знаем, что Бог благ, что Он сотворил все существующее. Но проникнуть в тайну Божественного бытия ограниченному, тварному существу не просто сложно, а, по большому счету, невозможно.
И в то же время есть вещи, которые мы знаем о Боге совершенно точно. Например, то, что Он любит человека и что нет ничего в человеческой жизни, что Бога бы не касалось: каждая мелочь, каждое незначительное событие, с нами связанное – это все, как свидетельствует Священное Писание и Предание Православной Церкви, самым непосредственным образом Бога интересует, и во всем этом Господь обязательно участвует, потому что не презирает и малейшей человеческой нужды.
Если Бог так относится к человеку, то совершенно очевидно, что такого же отношения друг к другу Он ждет и от нас. И совершенно естественно, что если Бог со Своей неизреченной высоты снисходит к повседневным, элементарным проявлениям человеческой жизни, то и мы этого не должны игнорировать.
Так что можно сказать даже так: если человек остается равнодушным, безучастным к нуждам, скорбям, переживаниям людей, которые его окружают, то он не то что хорошим христианином не может быть – он не может быть христианином в принципе. Он, по большому счету, и человеком-то может быть назван с очень большой натяжкой.
Общее качество святых
Если мы посмотрим на тех, кто прославлен за всю историю Церкви в лике святых, то увидим, что это были очень различные люди – с разным темпераментом, с разным жизненным опытом, с разным, как бы мы сегодня сказали, образовательным уровнем и социальным статусом; но есть одно общее: среди святых не было ни одного равнодушного и безучастного человека.
Даже если мы читаем об отшельниках, которые избегали общества людей, которые с ними не общались, то, познакомившись с их жизнью чуть более глубоко, можем понять, что время пребывания в отшельничестве и безмолвии было наполнено не только молитвой о милости Божией собственно к ним, но это всегда была молитва обо всем мире и о живущих в нем людях.
В житии преподобного Арсения Великого есть такой случай: к нему приходят люди, которые хотели бы его увидеть, и среди них тогдашний архиепископ Александрийский. Увидеть его они в итоге не смогли: он к ним не вышел, потому что не хотел нарушать уединения, которое положил для себя в то время правилом жизни, и они с большой скорбью удалились.
Впоследствии они вновь пришли, и у них уже была возможность с ним встретиться. И вот они посетовали: «В прошлый раз мы от тебя ушли ни с чем, предприняв такой путь, ты даже не повидался с нами». Он сказал: «Да, но когда вы шли домой, то имели в дороге какое-то время и возможность покаяния в своих грехах. Вы останавливались для того, чтобы поспать, для того, чтобы поесть, а я до тех пор, пока вы не добрались до дома, стоял и молился о вас».
В «Ответах на вопросы учеников» преподобных Варсонофия Великого и Иоанна Пророка тоже есть подобный эпизод. Речь идет о бедствиях, которые грядут на тогдашний мир, и преподобный Варсонофий говорит о том, что худо бы пришлось этому миру, если бы не молитвы трех святых мужей, которые восходят, как некий огненный столп, от земли и встречаются перед Престолом Божиим.
Вот это чуть-чуть приоткрывает завесу над жизнью святых, раскрывает нам тайну их внутренней жизни и объясняет, что при видимой безучастности к чему-либо они участвовали во всем сердцем.
Не протягивай руку – протяни посох
Поскольку мы такого участия в бытии мира со своей стороны предложить не можем – не такова наша жизнь, не такова наша молитва, то должны участвовать в нем самим делом. И здесь элементарный здравый смысл должен оказать нам существенную помощь.
Когда мы пытаемся оказать человеку какую-то услугу, пытаемся ему в чем-то помочь, то, естественно, не нужно это делать помимо его воли и вопреки его желанию (если речь, конечно, не идет о человеке, который, к примеру, тонет,– его все равно надо вытаскивать из воды). Наше дело начать помогать человеку, предложить ему свою помощь, а если он ее отвергнет, отступить, не навязывая своего участия.
Ведь, безусловно, встречается и такая крайность: люди верующие, благочестивые хотят кого-то сделать счастливым без его на то желания. Конечно, ничего хорошего из этого намерения не получается, а получается, наоборот, только искушение, скорбь и расстройство.
Вообще, когда мы хотим помочь другому человеку, бывает крайне важно постараться понять, в чем он нуждается, и помогать именно в этом, а не в том, в чем нам доставляет удовольствие ему помочь. Словом, важно, чтобы наша помощь совпадала с его представлениями о помощи.
И, конечно же, помощь людям не предполагает никакого потакания их греховным навыкам и страстям. Здесь можно привести элементарный и достаточно часто встречающийся пример: к нам подходит на улице тяжело пьющий и, возможно, на улице живущий человек и просит дать ему денег, чтобы опохмелиться.
Естественно, что на это ему денег давать не надо; разумнее, если он голоден, купить еды – купить самим и дать в руки, чтоб у него не было искушения приобрести спиртное. Конечно, можно сказать: вы что, не понимаете, мы ему купим еды, а он пойдет и все равно где-то найдет на выпивку. Ну и что с этим делать – пусть с голоду умирает? Так к этому относиться ни в коем случае нельзя.
Продолжая тему о границах помощи, которые не надо переходить: есть еще одна граница – того, насколько вообще можно отдаваться этой помощи людям.
У того же преподобного Варсонофия Великого есть такой образ: если человек упал в яму, не протягивай ему руку – протяни ему твой посох. И он объясняет, почему так. Если ты протянешь ему руку, а он вместо того, чтобы выбираться из ямы, будет тянуть тебя к себе, то ты свалишься в ту же самую яму. А если ты протянул посох, то человек, желающий выбраться из ямы, ухватится за посох и выкарабкается с твоей помощью; если же упавший не захочет выкарабкиваться и будет тянуть за посох к себе, то ты просто посох отпустишь.
На мой взгляд, это некая идеальная модель того, какой должна быть помощь, потому что бывает, что человек начинает кому-то помогать и в результате страдает его семья, его родные. В конце концов, он сам приходит к такому разрушению собственной жизни, что потом не может её заново воедино собрать,– и конечно, такая участливость вряд ли оправдана.
Апостол Павел говорит о том, что наш избыток должен быть восполнением чьего-либо недостатка и наоборот. Должно быть именно так, потому что все остальное немного абсурдно.
Если человек не просто ищет помощи, не просто не справляется с ситуацией, а ищет кому, образно говоря, сесть на шею и при этом помахивать ножками, то, конечно, такую возможность ему предоставлять не надо, потому что таким образом мы окажем медвежью услугу.
Делая что-то за человека, а не вместе с ним, мы его развращаем. То же самое бывает в воспитании ребенка: если родители всё делают за него, то они вырастят капризного, избалованного и совершенно не приспособленного к жизни человека.
Если же они просто помогают ему и делают что-то вместе с ним, то это совершенно другое дело. Ребенок постепенно обучается, и мера участия мамы и папы в его жизни постепенно сходит ко все меньшей величине. Так же и в наших взаимоотношениях со взрослыми людьми, с окружающими, должно быть.
О немытых полах и миссионерских разговорах
Должна ли наша участливость проявляться в желании, стремлении привести своих близких в храм? С одной стороны, безусловно, да, потому что противоестественно, когда человек, нашедший для себя самое главное в жизни – бесценный бисер веры во Христа, равнодушен к тому, что этот бисер оказался незамеченным дорогими ему людьми.
Возникает даже сомнение, а любит ли он их, потому что речь идет, ни много ни мало, о вечной участи. С другой стороны, любые попытки прямого воздействия на близких в этом плане, как правило, оказываются неудачными, неэффективными.
Людей, нас окружающих, в большей степени убеждает наш пример: они видят, что в нас происходят какие-то перемены, они видят, что то, чего они от нас пытались безуспешно добиться на протяжении многих лет, вдруг происходит как бы само собой…
Вот жил человек, дома никогда не убирался, посуду не мыл, продукты не покупал, не говоря уже о том, чтобы что-то приготовить. И вдруг он начинает все это делать. Семья поражена: что с ним такого случилось? И появляется интерес к тому доброму, что их близкого человека так по-новому им открыло.
А если человек по-прежнему точно так же в грязную квартиру зайдет и полы не подметет, а будет ждать, что это сделает за него жена, он после этого может убеждать ее в чем угодно, но ни в чем не убедит кроме того, что у него какая-то блажь новая появилась.
А бывает и так, что человек, желающий привлечь к жизни в Церкви своих близких, действует очень грубо и авторитарно, так что становится понятно, что тут не в любви дело, а в некой требовательности: «это мое, и все должны это мое принять».
И это тоже никогда к хорошему не приводит: начинаются ссоры, раздоры, обвинения. Как правило, такие разговоры заканчиваются чем-то вроде: «Вот вы меня не слушаете – будете гореть в геенне огненной». Что об этом можно сказать…
Бывает и такая ситуация: человек верующий, церковный готовится к принятию Святых Христовых Тайн, и у него очень много дел: ему надо читать последование к причащению, ему надо поститься, ему надо пойти вечером на службу.
И вот, когда он начинает готовиться, его вдруг начинают от этого отвлекать родные, близкие, друзья. Причем не просто куда-то его погулять зовут или развлечься предлагают, а у одного одно случилось, у другого другое случилось, третий требует какого-то сердечного участия, разговора.
Человеку начинает казаться, что все это какие-то помехи – он раздражается, досадует, пытается от всего этого отстраниться и совершенно не понимает, что это такой же элемент подготовки к причастию. Участие в жизни других людей, помощь им, в том числе порой и разговором, и сердечным каким-то сочувствием – это дела любви: может быть, в лице этих людей к человеку Сам Господь обращался, приходил, а он Его не заметил и при этом хочет быть причастен Его Телу и Крови.
Конечно, это совершенно неправильное отношение. В некоторых случаях возникает вопрос: «да, а как быть»? Да вот так и быть: принять участие в другом человеке, уделить ему необходимое время и силы, а если ты так уж хочешь причаститься, прочитай правило ночью, соверши хотя бы однажды такой подвиг и христианской любви, и христианского благочестия.
Помочь, а потом разбираться в себе
Нужно помнить, что участливость – не человекоугодие, и не способ удовлетворить тщеславие; отличить одно от другого можно прежде всего по намерению, которое кроется в нашем сердце. Ради чего мы делаем то или иное дело? Должно войти в привычку себе этот вопрос задавать.
Иногда человек спрашивает: «А что если я вижу там на первом месте самолюбование? Нужно от этого дела отказаться?». Нет, дело все равно нужно сделать, и я объясню, почему. Потому что есть другой человек, есть его нужда, есть какая-то его скорбь, и ему, по большому счету, нет дела до того, в силу чего мы собираемся ему помочь.
Это наше внутреннее переживание – тщеславие, самолюбование или что-то другое. Это наши проблемы. Поэтому, если возникает такая ситуация и мы со своими чувствами разобраться не можем, надо отложить это разбирательство, помочь человеку, а потом уже каяться, что в том или ином поступке присутствовало тщеславие или что-то еще.
Если мы уже имеем некоторый опыт в духовной жизни, можно попытаться пойти путем исправления уже в своем намерении, сразу. Вот возник перед нами человек, возникла его нужда, появилось желание помочь, поняли мы, что на первом месте здесь какое-то желание угождения своему тщеславию. Тщеславие в сторону, дело – необходимость, мы его делаем. Такой навык у человека в свое время, с приобретением духовного опыта вырабатывается.
И второй вопрос, который нужно обязательно себе задавать: «Кому я хочу своими действиями угодить: человеку или Богу?». Или хотя бы так: «Угодно ли Богу то, что я делаю, или не угодно?». Если этот вопрос возникает как бы сам собой, это значит, что некий настрой на богоугождение в нас уже присутствует. И наша совесть зачастую подсказывает нам, действительно ли угодно Богу это дело или нет.
Когда мы задаемся таким вопросом, очень важно иметь в себе некий залог послушания Богу: ведь Господь может не дать нам сделать то дело, которое мы хотим (даже, казалось бы, очень хорошее), может ему воспрепятствовать.
Если человек готов отступить от своего намерения, если Господь ему покажет, что оно неверно, то Господь, как правило, показывает, каким-то явным образом дает ответ. Мы в чем-то запутываемся, мы чего-то не понимаем тогда, когда у нас нет готовности волю Божию принять и исполнить.
Когда эта готовность есть, человек ее так или иначе практически всегда узнаёт. И это, на самом деле, не какая-то тайна, не какой-то секрет. Это истина и реальность.
Игумен Нектарий (Морозов)