Вопросы и ответы о покаянном делании

  

Игумен Нектарий (Морозов) отвечает на вопросы прихожан:

– Когда мы каемся в грехе, то должны пообещать его больше не совершать. Но как можно говорить, что чего-то никогда не совершишь, если речь идет о грехе, который повторялся уже много раз?

– То, что мы каемся в каком-то грехе и обещаем его не повторять, еще не означает, что мы его не совершим. Но то, что мы приносим в нем покаяние, означает, что у нас есть решимость его ни в коем случае в себе не допускать. С чем это можно сравнить? Вот вам необходимо пройти по канату, который натянут на достаточно большой высоте. При этом вы видите, что внизу лежат люди, которые с этого каната упали и разбились. И вы понимаете, что риск сорваться с каната есть, но вам всё равно надо по нему идти. Если в этот момент вас спросят: «А ты упадешь с этого каната или нет?» – что вы ответите? Вы скажете: «Я не знаю. Теоретически это возможно, но однозначно я сделаю всё от меня зависящее, чтобы с него не упасть». Вот примерно такой должна быть жизнь человека от исповеди до исповеди.

Вообще регулярно повторяющиеся грехи – это что-то похожее на снежный сугроб. Представьте: снег всё время валит, а у нас есть какой-то способ, которым мы топим этот снег. И можно в конце концов прийти к тому, что останется только лужица от него. А если мы не будем этот снег топить, то вырастет такой сугроб, из которого мы не сможем выбраться и замерзнем. Поэтому и бороться с повторяющимися грехами надо, и каяться в них надо, а считать, что какой-то грех в нашей жизни есть и никак нам с ним уже не расстаться, нельзя. Хотя на самом деле может быть и так, что мы доживем до самой смерти и так с ним и не справимся, но в момент, когда Господь будет нас судить, произойдет наше разлучение с этим грехом. Эта мысль встретилась мне как-то в дневниках святого равноапостольного Николая Японского и очень запомнилась. Святитель пишет о своем уповании на то, что в тот момент, когда Господь будет его судить, Он не осудит его вместе с теми его грехами, с которыми он всю жизнь боролся. Ведь Господь знает, что он не составлял с ними единого целого, что ими не определялась его жизнь. Вот поэтому очень важно с грехами не сродняться, какими бы привычными они ни были для нас.

– А как бороться с грехами в мыслях?

– Дело в том, что, как правило, по-настоящему начинает бороться с грехом внутри тот, кто отсекает грех на деле. Когда же мы грехи совершаем и самим делом, то бороться с ними внутри и истреблять их из сердца достаточно сложно. Когда мы полагаем для себя законом, что в таких-то ситуациях будем молчать, не поддаваясь гневу, не поддаваясь раздражению, не поддаваясь желанию кого-то осудить или сказать о ком-то что-то, чего мы на самом деле не знаем, – и это действительно уже в нас локализуется, тогда уже проще разобраться и понять: вот эта мысль, которая во мне есть, угодна Богу или Богу противна? И когда наша совесть подсказывает нам, что она Богу противна, надо произвести разделение между собой и этой мыслью. Как это можно объяснить? Представьте, что вы начали открывать дверь из квартиры на лестничную площадку и вдруг увидели, что там вместо близкого вам человека какой-то бандит стоит. И вот начинается борьба за то, чтобы дверь закрыть. Вы же не позволите ему войти, если у вас есть подозрения, что он вас сейчас убить постарается или, как минимум, ограбить, так ведь? Вы будете бороться до последнего. И вы не скажете себе: «Наверное, он сильнее и поэтому все равно дверь откроет, так что я лучше его впущу – и будь что будет». Вы будете бороться – и за то время, пока вы боретесь, или из соседней квартиры кто-то выйдет, или муж домой придет, или сам этот преступник в конце концов увидит, что это не такое простое дело, и скроется, опасаясь шума. Вот то же самое происходит и при внутренней борьбе с грехом. При этом человек может всю жизнь жить, употребляя колоссальные усилия в этой внутренней брани, и с места не сдвинуться. Но, как говорил старец Паисий Афонский, никто из нас не видит, сколько бесов против него борется сегодня. Вчера это мог быть один – а может быть, даже ни одного не было, и человек с самим собой боролся, – а сегодня их может быть сто, и мы, чтобы не сдвинуться с места, преодолеваем гораздо большее сопротивление, нежели раньше для того, чтобы не просто идти – бежать! И вроде бы ничего не достигнуто, а труд настолько велик, что Господь за него увенчает. Правда, жить и себя этим оправдывать не стоит, но знать такую духовную закономерность нужно.

– Нужно ли каяться в грехах, которые мы совершаем во сне?

– Нет таких грехов, которые мы совершаем во сне. Потому что сон – это состояние, в котором человек себя никаким образом не может контролировать. Единственное, на что можно обратить внимание: если мы видим какие-то похожие сны, которые нас одинаковым образом тревожат, это должно заставить нас задуматься о состоянии своей души. Не надо при этом принимать в расчет, что именно мы видим, какую информацию мы во сне получаем, что мы во сне делаем, – это всё абсолютно неважно. Важно только то, что если наши сны нас каким-то образом гнетут, то либо мы находимся в состоянии нервного переутомления или перевозбуждения, либо мы что-то в своей жизни делаем не так, и поэтому наша душа нас беспокоит. Но ни в чем из того, что мы видим во сне, покаяние приносить нет надобности. Здесь нужно рассуждать иначе: к примеру, если человек перед тем, как лечь спать, выпил лишнего, а потом ему всю ночь что-то снилось, то ему надо каяться не в том, что приснилось, а в том, что он был нетрезв. Или когда человек знает, что если он на ночь наестся, то ему будут сниться кошмары, тогда, наверное, на исповеди ему стоит сказать о том, что он объедается перед сном, а не о том, что он в этих кошмарах видит.

Как бороться со стыдом перед исповедью? Понятно, что бороться нужно, но иногда даже самой себе стыдно признаться в каком-то грехе, не то что священнику.

– А как мы боремся со страхом, когда необходимо идти лечить зубы? Вот я страшно боюсь лечить зубы – у меня это, наверное, один из самых главных страхов в жизни. Но я прекрасно понимаю, что если не пойду к стоматологу, когда это нужно, то спустя какое-то время проблемный зуб разболится настолько сильно, что и лечить его все равно придется, и с болью этой вдвойне или втройне намучаюсь. Точно так же и здесь. Если я понимаю, что мне так стыдно сейчас и мне так не хочется в этом исповедоваться, то как же мне будет стыдно потом, когда уже не будет возможности покаяться, а будет лишь Суд Божий? Эта мысль о Суде Божием должна помочь нам всё преодолеть. Но этот стыд, который мучает нас перед исповедью, надо обязательно помнить после исповеди и, когда есть желание совершить те же поступки, в которых было стыдно каяться, звать его на помощь. Но он нередко куда-то исчезает в это время и появляется опять только когда мы встаем перед аналоем…

Умер любимый мною человек. Жили мы очень хорошо. Можно ли мне, когда я исповедуюсь, просить прощения за него о тех его поступках, которые мне известны?

– Нет, конечно. Человек на исповеди кается только в своих грехах. Мы не можем покаяться за другого человека. Но вы знаете, наверное, что мы можем за усопшего молиться и можем творить за него милостыню. Милостыня – это любой дар, который мы приносим в память о человеке, и самая главная милостыня, которую мы можем принести, это наша собственная душа. И можно подать человеку на улице деньги или еду со знанием того, что мы делаем это за кого-то, а можно запретить себе осуждать людей в память о том, кто умер и о ком мы молимся. И это будет не менее действенно, чем первая милостыня. А скорее и более действенно.

– Если человек исповедовался вечером и понял, что его исповедь была неправильно построена, то утром, переживая по этому поводу, можно прийти к священнику и исповедать это как грех?

– Если есть беспрепятственная возможность это сделать утром, то можно, но, наверное, лучше об этом сказать все-таки в другой раз. Потому что лучше, особенно если это воскресный или праздничный день, дать исповедоваться тем людям, которые иначе уже просто не успеют. А из понятого просто сделать для себя соответствующие выводы – и при этом идти и причащаться с пониманием того, что только лишь Господь нас может из любого состояния вывести. Вообще каждый раз, когда мы причащаемся, нужно, к Чаше подходя, просить у Бога того, чего нам острее всего в этот момент не хватает. Потому что это такой удивительный момент близости к Богу, и если мы чувствуем, что кого-то не можем простить, то нужно перед Чашей просить, чтобы Господь даровал нам на это силы; если мы чувствуем, что не можем никак побороть какую-то страсть, то, опять-таки, перед Чашей должны просить у Бога, чтобы Он, войдя в наше сердце, Сам попалил эту страсть, которая нас мучает, угнетает и не дает с ней расстаться. При этом я очень бы не хотел, чтобы вы, меня сейчас выслушав, решили, что, наверное, исповедоваться стоит пореже, чтобы священнику не досаждать; или и вовсе – что если не получается исповедоваться правильно, лучше на исповедь не ходить.

– Почему говорят, что тем, что слышишь от священника на исповеди, не надо ни с кем делиться?

– Есть такое правило, очень важное: вообще не надо никому рассказывать, за редким-редким исключением, о том, что происходит в нашей душе. Вот есть для этого священник, и есть для этого один или два самых близких человека. А порой не стоит и с самыми близкими делиться, потому что какие-то искушения между людьми возникают, и то, что мы кому-то открыли, порой почву для каких-то дополнительных искушений создает. Кроме того, есть в нашей жизни такое, что касается, собственно говоря, нас и Бога. И когда мы об этом говорим, то окрадываемся либо тщеславием, либо какими-то другими страстями – потому что иной причины говорить об этом нет.

Если же говорить о сказанном во время исповедания грехов… Есть тайна исповеди. Это в первую очередь касается священника, который не имеет права говорить с кем-либо о том, что слышал на исповеди от конкретного человека. Но желательно, чтобы и сам человек к исповеди относился с таким же благоговением и о том, что он во время нее рассказывал, больше не вспоминал. Вообще грехи совершенные и потом исповеданные лучше из своей жизни полностью удалять, как бы забывать о них. Помнить, что мы грешны, но самих грехов не вспоминать и тем паче о них не говорить. Бывает так, что на исповеди человек может получить какой-то совет, который окажется ему особенно полезен. Некоторые из этих советов носят общий характер, и ими поделиться можно. Но большая часть этих советов носит все-таки характер частный – и этих советов лучше опять-таки никому не передавать, хотя бы потому, что другому человеку они могут в его ситуации не помочь, а наоборот, принести какой-то вред.

– Если к человеку вдруг пришло сокрушение о своем грехе и он раскаялся дома или в храме перед иконой, назвав этот грех, это приравнивается к тому, что он его исповедал?

– Нельзя сказать, что «приравнивается», это не так. Но я уже говорил о том, что покаяние не может состоять только лишь из таинства исповеди, потому что покаяние – это процесс, который нас к нему непосредственно приводит. Если речь идет о том, что человек сначала оплакал свои грехи в молитве – дома или же перед иконой в храме – и потом о тех же грехах сказал на исповеди, но уже с более холодным сердцем, – да, это некое единое действие покаяния. Если же человек перед иконой покаялся в каких-то грехах и на исповеди о них потом не сказал, то это, конечно, неправильно. При этом зачастую действительно бывает так, что мы грехи сначала оплакиваем, а потом приходим на исповедь, и у нас уже нет таких слез об этом проступке и нет такого сокрушения, потому что мы его уже пережили. Мы на исповеди уже просто свидетельствуем.

– Какой должна быть последовательность грехов на исповеди, как ее нужно строить?

– Не надо никак «строить». Вот я сделал что-то – я пришел и об этом сказал. Я не знаю таких грехов, которые человек не мог бы выразить. Зачем последовательность? Мы же не какую-то работу научную пишем. Иначе к списку всех прочих грехов нужно было бы добавить некую сложность душевную, совершенно излишнюю, и обыкновение усложнять то, что усложнять не надо. Все грехи, на самом деле, достаточно просты. Непростыми бывают обстоятельства, в которых люди их совершают. Но и при этом охарактеризовать сам грех, назвать его всё равно очень просто. Это не область исследования. Разбираться нужно в причинах, которые конкретно нас побуждают к каким-то прегрешениям, а в то, в какой последовательности эти грехи лучше расположить, углубляться не нужно.

Самое страшное происходит, если человек вдруг решает: вот, я каялся в таком-то грехе десять раз – а может быть, сто раз или тысячу раз – и это значит, что буду каяться и тысячу первый, и вообще всю жизнь, и мне с этим ничего не поделать. Эта мысль самая подлая и самая предательская, потому что весь дар таинства покаяния заключается в возможности отойти от аналоя с крестом и Евангелием и всё начать сначала. Если мы этой возможностью не пользуемся, это значит, что мы не понимаем, в чем заключается смысл таинства покаяния. И только тот, кто раз за разом решается начинать всё заново, когда он уже, кажется, своими грехами всё разрушил, со временем чего-то может добиться. А человек, который говорит: «Я грешил и позавчера, и вчера, и сегодня и понимаю, что так и буду грешить», – на этом месте так и останется, ничего в его жизни не изменится. И по большому счету, говорящий так оставляет Богу возможность спасать его только лишь посредством скорбей и посредством, соответственно, их терпения. А терпения нам всем тоже ох как недостает…

Игумен Нектарий (Морозов)