Как Россия стала главной православной страной

  

Каким путем Российская империя шла к появлению собственной богословской традиции, и когда начался золотой век русской религиозной мысли

Русская православная церковь вступила в XVII век, так и не состоявшись как церковь богословствующая. Богомыслие привлекало очень многих энтузиастов веры, и многие находили отдохновение от своих богословских исканий в рус­ской иконописи. Но уже в середине XVI века начинают раздаваться голоса о том, что иконы, в частности новгородские и псковские, по образцу которых пишутся потом иконы и в храмах Московского Кремля, не являются подлинно православными, исполнены каких-то сомнительных образов, аллегорий. Это, конечно, свидетельствовало о том, Русь находилась в своего рода изоляции и необходимость в наличии богословского образования не ощущалась так остро. Но вот сейчас, когда в XVI веке Россия, претендуя на преемство второго Рима, став Третьим Римом, стремилась утвердить себя в мире как таковом, а значит, вступить с ним в какое-то взаимодействие, в том числе богословское и культурное, необходимость сформулировать принципы своей веры побуж­дала Русскую церковь задумываться о богословской школе.

И надо сказать, что необходимость эта была не просто осознана, а побудила начать процесс ту часть Русской церкви, которая в это время находилась под омофором Константинопольского патриарха и располагалась в составе Речи Посполитой: именно на Юго-Западной Руси православные братства во Львове, Луцке начинают создавать школы, которые стремятся разработать православное богословское образование для православного духовенства. Все это разрешается в середине XVII века созданием в Киеве под руководством выдающегося митрополита Петра Могилы духовной академии, получившей впоследствии название Киево-Могилянской коллегии  .

Что представляла собой эта духовная академия? В условиях, когда православ­ная церковь Юго-Западной Руси, находясь в составе католического польского государства, вынуждена была противостоять богословской экспансии Римско-католической церкви, митрополит Петр Могила, будучи сам прекрасно образо­ван, происходя из аристократии православного вероисповедания, решает создать богословскую школу, которая бы воспроизводила по своим методиче­ским принципам иезуитские коллегии, но готовила православных богословов. Это была нелегкая задача, и в какой-то мере ему удалось с ней справиться. Созданная им в Киеве духовная академия, в которой обучение происходило в течение восьми лет, стала первым опытом полноценного богословского учебного заведения в Русской церкви, соответствующего требованиям своего времени. Но должно было пройти несколько десятилетий, церковь в Москов­ском государстве должна была пережить старообрядческий раскол, чтобы идея богословской школы утвердилась в самой Москве.

Размышляя о расколе, нельзя не задуматься вот над чем: все эти века основной формой передачи русской церковной традиции была богослужебная книга. Но проходили века, общий уровень богословской просвещенности в Русской церкви не повышался. Достаточно сказать, что в Москве веками почти невоз­можно было, например, найти людей, знавших греческий язык, а без знания греческого невозможно было сохранить должный уровень текстов. Потому что когда книги переписывались, в них, естественно, вкрадывались ошибки, опис­ки, которые могли изменить вообще смысл написанного, и не обладавшие должной просвещенностью переписчики не замечали несуразностей, которые множились из века в век. Когда на рубеже XVI–XVII веков в Русской церкви утверждается книгопечатание и книги становятся унифицированными, когда берется та или иная неисправленная книга с неотредактированным текстом и печатается во множестве экземпляров, то ошибки начинают унифициро­ваться, попадая в другие книги, — они начинают казаться правильными. И происходит нечто совершенно неприемлемое для благочестия: мы молимся, мы славим Бога по неправильным книгам.

Вот эта проблема неправильности русского обряда, который как бы исходит из текстов книг, начинает обсуждаться в Русской церкви в кружке ревнителей благочестия, в который входит и будущий патриарх Никон. И вот, собственно, еще в качестве новгородского митрополита, а потом уже московского патри­арха Никон и ставит вопрос о том, а правильными ли книгами мы пользуемся. Чтобы ответить на него, он отправляет сначала русских книжников в Грецию, а затем в общении с приезжающими в Москву, как правило, за милостыней восточными патриархами выясняет, что тексты русских книг действительно во многом отличаются от греческих. Иногда это просто орфографические и синтаксические ошибки. А иногда это связано с тем, что в комментариях русских книг даются рекомендации совершать богослужения так, как оно совершалось когда-то в византийской церкви. Ну, напри­мер, со временем византийское служение Божественной литургии на семи просфорах изменилось и теперь происходило на пяти.

Суриков В.И. «Боярыня Морозова»

Здесь необходим был, конечно, очень осторожный подход. Безусловно, нужно было сличать греческие и русские книги разных периодов и при обнаружении оши­бок — исправлять. Но в том, что касается особенностей русского богослу­жебного обряда, здесь, наверное, не нужно было идти по пути унификации. Но патриарх Никон, как и многие его современники, мыслил в достаточной степени шаблонно. Если наши книги отличаются от греческих, а от греков мы получили нашу веру, то, значит, мы славим Бога неправильно — какой же мы Третий Рим? Мы должны срочно уподобить наши книги греческим, чтобы наконец начать славить Бога правильно. Оппоненты Никона рассуждали диа­метрально противоположным образом: если мы Третий Рим, если мы средо­точие вселенского православия, могут ли наши книги быть неправильными? Тем более что по этим неправильным книгам молился сонм русских святых. Или же они тоже неправильно славили Бога и не могут считаться святыми? Тогда вся Русская церковь превращается в какое-то самочинное сборище еретиков. С этим нельзя было примириться.

Так возникает очень мощное, вобравшее в себя много выдающихся по своему благочестию представителей русского церковного народа, и духовенства прежде всего, старообрядческое движение. Движение, которое, к сожалению, весьма жестоко подавляется при участии государственной власти, но потом продолжает существовать и по сей день существует как довольно оригинальное проявление русской духовной культуры. Но главным в старообрядческом рас­коле было то обстоятельство, что его богословская составляющая была практи­чески ничтожной. Стороны спорили о том, как совершать богослужение, не зада­ваясь вопросом почему; спорили о том, что нужно делать священнослу­жи­телю, мирянину, участвующим в службе, но не пытались ответить на воп­рос, а что по существу означает то или иное действие, тот или иной текст.

Раскол произвел тяжелые последствия: он обескровил церковную жизнь и вы­явил то обстоятельство, что дальнейшее пребывание в богословском неве­же­стве обрекает нашу Церковь на поражение перед во многом уже сфор­мировав­шим свою очень развитую богословскую культуру западным миром. То, что было осознано на Юго-Западной Руси митрополитом Петром Могилой несколько ранее, постепенно стало осознаваться и в Москве. Но патриарх Ни­кон, а затем государь Алексей Михайлович решились на создание у нас духов­ной академии не сразу: не хотелось воспроизводить в ней опыт Киево-Моги­лянской академии, где преподавание велось на латинском языке, где, собствен­но, и учебники-то были часто католического происхождения. Но иного пути не было, и уже в конце XVII века, в царствование Федора Алексеевича, у нас появляется проект создания духовной школы, написанный Симеоном Полоц­ким, приехавшим к нам с Юго-Западной Руси, воплощенный в жизнь игуменом Сильвестром Медведевым и окончательно состоявшийся под руководством двух греков, первых преподавателей — братьев Иоанникия и Софрония Лиху­дов, приехавших к нам по благословению восточного патриарха и имевших образо­вание, полученное в итальянских университетах. В Москве открывается акаде­мия, которая войдет в историю как Славяно-греко-латинская академия.

Вот с этого самого времени мы можем говорить о появлении у нас богослов­ской школы — конец XVII века. А ведь это означает, что на протяжении более чем семи веков Русская православная церковь, восприняв во многом блиста­тельную византийскую культуру, так и не смогла придать этой культуре богословски сформулированный характер. А значит, говорить о воспитании у нас, и у нашего народа, и даже у нашего духовенства какого-то развитого мировоззрения, которое бы позволяло давать людям в разных условиях их жиз­ни христиански мотивированные ответы на искушения, на вызовы окружаю­щего мира, у нас так и не сложилось. Вопрос стоял очень остро: либо русская церковная культура наконец воплотится в формах рационального богослов­ского знания, либо мы рисковали превратиться в церковь православных коптов и эфиопов, которые утратили постепенно понимание собственной богослужеб­ной традиции.

Царствование императора Петра Великого, его синодальная реформа, хоть и ликви­­ди­­ровавшая в Церкви соборы, патриаршество — на самом деле Петр I лишь формально признал то, что имело место веками в истории Русской церкви, полную зависимость от светского государства, — привело к тому, что в России стала создаваться единообразная, охватывавшая всю страну, с класси­ческой системой трехступенчатого образования — низшая, средняя и высшая школа — система богословского образования. И уже к концу XVIII века русская богослов­ская школа будет насчитывать три академии, около 30 семинарий и духов­ные училища. Так к концу XVIII века у нас про­изой­­дет то, что должно было бы произойти, наверное, в первые века. У нас, например, исчезнут негра­мотные священники: с этого времени каждый священник будет не просто гра­мотен, но еще и в той или иной степени образован. Следует признать, что рус­ское духовное сословие в конце XVIII — начале XIX века формально было обра­зован­но даже лучше, чем русское дворянство. Вот почему когда император Алек­сандр I начнет создавать русские универ­ситеты, то вот в этих новооткры­тых универ­ситетах профессорами будут оказываться в основном либо ино­странцы, либо поповские дети, то есть сыно­вья священников, закончившие духовные акаде­мии. Ну, назову имя, пожалуй, наиболее известного из них, правда, не как профессора впоследствии, а как государственного деятеля, — Михаила Михай­ловича Сперанского, реформатора России в цар­ствование Александра I и Николая I.

Весь XIX век в России будет развиваться система богословских школ. И вот что примечательно. С одной стороны, она будет развиваться под влиянием католи­ческой богословской школы, затем к этому влиянию добавится влияние проте­стантской системы образования. Но постепенно начнет формироваться и соб­ственно русский тип школы, позволявший русским богословам, заимствуя под­час наиболее интересные открытия как католической, так и протестантской богословских наук, развивать свою науку, опиравшуюся прежде всего на знание творчества Святых Отцов Византии, которые и создали православное вероуче­ние.

По существу, мы стали узнавать лежащее в основе богослужения православное святоотеческое Предание лишь в XIX веке, когда у нас появится целая плеяда профессоров-богословов, владевших в совершенстве греческим языком, про­фессоров-библеистов, глубоко изучавших Библию, чего не было на Руси вплоть до XVIII века. Я напомню, что последний отвечавший как бы требованиям совре­менности полный текст Библии у нас появляется только в царствование Елизаветы Петровны, в XVIII веке. Главным образом постижение святоотече­ского богословия начнется у нас тогда, когда среди нашего духовенства будет сформирована популяция священнослужителей, которые, получив свое образо­вание в духовных училищах, в духовных семинариях, а затем в духовных акаде­миях, окажутся в состоянии изучать на уровне современной науки то, что является средоточием православного Предания, — святоотеческое учение.

Показательно, что уже в XVIII веке начинается регулярный перевод на славян­ский, а потом и на русский язык святоотеческих сочинений, а уже к концу XIX века переведено подавляющее большинство Святых Отцов: великие каппа­докийцы — святые Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, затем Иоанн Златоуст, преподобный Максим Грек, преподобный Иоанн Дамаскин. Поэтому завершение XIX века в контексте развития русской церков­ной культуры может быть подытожено одним образом: у нас появилось обра­зованное духовенство, самое образованное в православном мире, способ­ное осмысленно, осознанно нести православное вероучение в среду своих пасомых, а не ограничиваться лишь совершением — более или менее благо­говейным — богослужения.

Да, забегая вперед, нельзя не сказать: это произойдет слишком поздно. И од­ной из причин крушения исторической России, православной Российской импе­рии станет именно то обстоятельство, что у миллионов православных мирян не будет сформировано мировоззрение, которое бы позволяло им давать христиански мотивированные ответы на вызовы времени. И русское духовен­ство станет одной из первых жертв этих крещеных, но не просвещенных рус­ских людей, вовлеченных в вихрь революции, в этот кровавый хаос, уничто­жавший культуру как таковую — и прежде всего культуру церковную. Но к кон­цу XIX века не только русское духовенство, но и русская интеллигенция в лице наиболее выдающихся русских философов, безусловно, обозначит свое обра­щение к церковной культуре, к церковному Преданию.

Вот почему получивший в культурологии название Серебряный век русской культуры, связанный с рубежом XIX–ХХ веков, надо признать в истории рус­ского богословия началом золотого века, который, в общем-то, состоится в ХХ веке и породит в Русской церкви целую плеяду великих богословов, до сего времени считающихся одними из самых авторитетных в православном мире.

«Все святые, в земле Русской просиявшие». Икона. 1934 г. (Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры)

Но это уже будет история ХХ века. Что же касается XIX века, то мы можем ска­зать, что, пройдя очень трудный и исторический, и политический путь, на­ша Церковь, которая привнесла на Русь высочайшую форму христианской культу­ры в виде культуры византийской, возникшая как необходимое условие вхо­ждения языческой Руси в мир христианской цивилизации, — именно в кон­це XIX века Русская православная церковь получила возможность не только кре­стить, но и просветить Русь. Сделать для русского народа доступным то вели­кое наследие, которым одарила в конце Х века наш народ византийская цер­ковь. И конечно же, процесс культурного творчества, искусственно пре­рван­ный 70-летними гонениями коммунистического режима, не прекращался в условиях русского зарубежья, породившего созвездие великих русских бого­словов, он будет продолжаться и в дальнейшем.

Автор: протоиерей Георгий (Митрофанов)

радиолекции на https://arzamas.academy/